Она шла по улице, медленно обходя лужи, которые изредка встречались на её бессмысленном пути... Она шла, задумчиво смотря себе под ноги, но не воспринимала того, что видела. Она шла уже не один час, но не знала, куда идёт. Она просто шла.
Он сидел в своей огромной квартире, на большом и мягком диване, закинув на него ноги. Он налил себе коньяк и сделал небольшой глоток... С наслаждением сглотнул и мысленно проследил его путь в желудок, ясно ощущая теплоту внутри своего тела.

Она дошла до центральной площади города, собирающей здесь все улицы в единое целое. Она остановилась и растерянно оглянулась. Она задумалась, куда идти дальше. Подул холодный осенний ветер. Она приподняла воротник и потуже затянула шарф. Засунула в уши наушники и включила плеер.

Он всё так же сидел на диване. Окна были закрыты жалюзи, поэтому в комнате стоял полумрак, разрушаемый лишь неярким светом от торшера, который стоял в дальнем углу комнаты. Он достал сигарету. Прикурил. Медленно затянулся, прикрыл глаза, с наслаждением медленно выдохнул и задумался.

В ушах играла её любимая музыка. Диск, который она записывала сама: лирическая музыка, не бьющая по мозгам, под которую всегда можно подумать. Это было её любимым занятием. Она снова шла. Шла прямо, смотря себе под ноги и обходя лужи. Она шла и думала.

Неделю назад они расстались. Внезапно. Никто из них не мог даже этого предположить. Их роман был в самом разгаре, когда он позвонил ей и сказал, что больше ничего не будет.

Она не сказала ему ни слова: выслушала и молча положила трубку. Она не думала, что всё так внезапно закончится, она не понимала в тот момент того, что всё, действительно, закончилось.

Он сказал ей об их разрыве и, не дождавшись от неё ни слова, повесил трубку. У него на душе осталось неприятное ощущение вины. Скорее всего, потому, что он и сам толком не понимал, почему решил разорвать отношения.

Она шла и вспоминала каждый день, проведённый с ним. Она вспоминала день их первой встречи. Вспоминала, с каким увлечением он рассказывал ей о своей жизни; вспоминала себя, скромную и молчаливую, лишь улыбавшуюся его словам. Вспоминала, как она несколько дней не могла поверить в своё счастье. Вспоминала, как смотрела в его глаза и как теряла рассудок, тонув в их глубине.

Вспоминала, как решилась сказать ему "Люблю...". Она впервые в жизни сказала это слово. Оно прозвучало тихо, неуверенно, но оно было сказано искренне, от всего сердца.

Он вспоминал её глаза, её грустные красивые глаза, которые въелись ему в память с самой первой их встречи. Он вспоминал, как с каждой их последующей встречей, в этих глазах появлялась искорка - искорка счастья. Он вспоминал, как эти глаза стали улыбаться, когда её алые красивые губы нерешительно прошептали "Люблю...".

О, Боже! Сколько "люблю" слышали его уши за не такую уж и длинную жизнь! Но... Это "Люблю..." было особенным... Оно было искренним, от всего сердца. И он это знал... Потому что сам сказал "Люблю..." точно так же.

Она любила его всем сердцем. Так, как никого на свете. Но она не могла его вернуть. Нет, не потому, что она не знала, как ей это сделать... Она не хотела даже пытаться это делать. Она была уверена, что это бессмысленно, что дважды ничего не получается. Она была уверена, что он, уверенный в себе, расчетливый и умный парень, никогда не будет менять своего решения, наверняка не раз обдуманного.

Он тоже любил её всем сердцем. Он понял это уже потом, после своего последнего звонка. Он осознал это, когда было уже поздно. Осознал и понял, почему в нём появилось чувство вины. Он хотел её вернуть, но не знал, как это сделать. Да, да, да! Он! Он, покоритель девичьих сердец, он не знал, как вернуть эту девушку, девушку-загадку, скромную и молчаливую девушку его мечты.

Они оба любили друг друга. Они оба хотели быть вместе. Они оба знали, что этого не будет уже никогда.

Но она, зная это, всё равно выключила музыку и достала сотовый телефон, чтобы позвонить ему и пожелать любви и счастья.

Но он, тоже зная это, затушил уже тлевшую сигарету и взял со стола мобильник, чтобы позвонить ей, извиниться и пожелать любви и счастья.

Она знала его номер наизусть и тут же набрала его... Его пальцы машинально набрали до боли знакомые цифры её номера...

Она преподнесла телефон к уху... Он сделал тоже самое......
Занято...

тяжеловатый рассказ. кто любит психологическую фантастику - вэлком.

Рэй Брэдбери Вельд

—Джорджи, пожалуйста, посмотри детскую комнату.
— А что с ней?
— Не знаю.
— Так в чем же дело?
— Ни в чем, просто мне хочется, чтобы ты ее посмотрел или пригласи психиатра, пусть он посмотрит.
— Причем здесь психиатр?
— Ты отлично знаешь причем. — стоя по среди кухни, она глядела на плиту, которая, деловито жужжа, сама готовила ужин на четверых. — Понимаешь, детская изменилась, она совсем не такая, как прежде.
— Ладно, давай посмотрим.
Они пошли по коридору своего звуконепроницаемого дома, типа: «Все для счастья», который стал им в тридцать тысяч долларов (с полной обстановкой), — дома, который их одевал, кормил, холил, укачивал, пел и играл им. Когда до детской оставалось пять шагов, что-то щелкнуло, и в ней зажегся свет. И в коридоре, пока они шли, один за другим плавно, автоматически загорались и гасли светильники.
— Ну, — сказал Джордж Хедли.
Они стояли на крытом камышовой циновкой полу детской комнаты. Сто сорок четыре квадратных метра, высота — десять метров; она стоила пятнадцать тысяч. «Дети должны получать все самое лучшее», — заявил тогда Джордж.
Тишина. Пусто, как на лесной прогалине в знойный полдень. Гладкие двумерные стены. На глазах у Джорджа и Лидии Хедли они, мягко жужжа, стали таять, словно уходя в прозрачную даль, и появился африканский вельд — трехмерный, в красках, как настоящий, вплоть до мельчайшего камешка и травинки. Потолок над ними превратился в далекое небо с жарким желтым солнцем.
Джордж Хедли ощутил, как на лбу у него проступает пот.
— Лучше уйдем от солнца, — предложил он, — уж больно естественное. И вообще, я ничего такого не вижу, все как будто в порядке.
— Подожди минуточку, сейчас увидишь, — сказала жена.
В этот миг скрытые одорофоны, вступив в действие, направили волну запахов на двоих людей, стоящих среди опаленного солнцем вельда. Густой, сушащий ноздри запах жухлой травы, запах близкого водоема, едкий, резкий запах животных, запах пыли, которая клубилась в раскаленном воздухе, облачком красного перца. А вот и звуки: далекий топот антилопьих копыт по упругому дерну, шуршащая поступь крадущихся хищников.
В небе проплыл силуэт, по обращенному вверх потному лицу Джорджа Хедли скользнула тень.
— Мерзкие твари, — услышал он голос жены, стервятники...
— Смотри-ка, львы, вон там, в дали, вон, вон! Пошли на водопой. Видишь, они там что-то ели.
— Какое-нибудь животное. — Джордж Хедли защитил воспаленные глаза ладонью от слепящего солнца, — зебру... Или жирафенка...
— Ты уверен? — ее голос прозвучал как-то странно.
— Теперь-то уверенным быть нельзя, поздно, — шутливо ответил он. — Я вижу только обглоданные кости да стервятников, которые подбирают ошметки.
— Ты не слышал крика? — спросила она.
— Нет.
— Так с минуту назад?
— Ничего не слышал.
Львы медленно приближались. И Джордж Хедли — в который раз — восхитился гением конструктора, создавшего эту комнату. Чудо совершенства — за абсурдно низкую цену. Всем бы домовладельцам такие! Конечно, иногда они отталкивают своей клинической продуманностью, даже пугают, вызывают неприятное чувство, но чаще всего служат источником забавы не только для вашего сына или дочери, но и для вас самих, когда вы захотите развлечься короткой прогулкой в другую страну, сменить обстановку. Как сейчас, например!
Вот они, львы, в пятнадцати футах, такие правдоподобные — да-да, такие, до ужаса, до безумия правдоподобные, что ты чувствуешь, как твою кожу щекочет жесткий синтетический мех, а от запаха разгоряченных шкур у тебя во рту вкус пыльной обивки, их желтизна отсвечивает в твоих глазах желтизной французского гобелена... Желтый цвет львиной шкуры, жухлой травы, шумное львиное дыхание в тихий полуденный час, запах мяса из открытой, влажной от слюны пасти.
Львы остановились, глядя жуткими желто-зелеными глазами на Джорджа и Лидию Хедли.
— Берегись! — вскрикнула Лидия.
Львы ринулись на них.
Лидия стремглав бросилась к двери, Джордж непроизвольно побежал следом. И вот они в коридоре, дверь захлопнута, он смеется, она плачет, и каждый озадачен реакцией другого.
— Джордж!
— Лидия! Моя бедная, дорогая, милая Лидия!
— Они чуть не схватили нас!
— Стены, Лидия, светящиеся стены, только и всего. Не забывай. Конечно, я не спорю, они выглядят очень правдоподобно — Африка в вашей гостиной! — но это лишь повышенного воздействия цветной объемный фильм и психозапись, проектируемые на стеклянный экран, одорофоны и стереозвук. Вот возьми мой платок.
— Мне страшно. — она подошла и всем телом прильнула к нему, тихо плача. — Ты видел? Ты почувствовал? Это чересчур правдоподобно.
— Послушай, Лидия...
— Скажи Венди и Питеру, чтобы они больше не читали про Африку.
— Конечно... Конечно. — он погладил ее волосы. — Обещаешь?
— Разумеется.
— И запри детскую комнату на несколько дней, пока я не справлюсь с нервами.
— Ты ведь знаешь, как трудно с Питером. Месяц назад я наказал его, запер детскую комнату на несколько часов — что было! Да и Венди тоже... Детская для них — все.
— Ее нужно запереть, и никаких поблажек.
— Ладно. — он неохотно запер тяжелую дверь. — Ты переутомилась, тебе нужно отдохнуть.
— Не знаю... Не знаю. — Она высморкалась и села в кресло, которое тотчас тихо закачалось. Возможно, у меня слишком мало дела. Возможно, осталось слишком много времени для размышлений. Почему бы нам на несколько дней не запереть весь дом, не уехать куда-нибудь.
— Ты хочешь сказать, что готова жарить мне яичницу?
— Да. — Она кивнула.
— И штопать мои носки?
— Да. — Порывистый кивок, глаза полны слез.
— И заниматься уборкой?
— Да, да... Конечно!
— А я-то думал, мы для того и купили этот дом, чтобы ничего не делать самим?
— Вот именно. Я здесь вроде ни к чему. Дом — и жена, и мама, и горничная. Разве я могу состязаться с африканским вельдом, разве могу искупать и отмыть детей так быстро и чисто, как это делает автоматическая ванна? Не могу. И не во мне одной дело, а и в тебе тоже. Последнее время ты стал ужасно нервным.
— Наверно, слишком много курю.
— у тебя такой вид, словно и ты не знаешь куда себя деть в этом доме. Куришь немного больше обычного каждое утро, выпиваешь немного больше обычного по вечерам, и принимаешь на ночь снотворного больше обычного. Ты тоже начинаешь чувствовать себя ненужным.
— Я?.. — он молчал, пытаясь заглянуть в собственную душу и понять, что там происходит.
— О, Джорджи! — Она поглядела мимо него на дверь детской комнаты. — Эти львы... Они ведь не могут выйти оттуда?
Он тоже посмотрел на дверь — она вздрогнула, словно от удара изнутри.
— Разумеется, нет, — ответил он.
Они ужинали одни. Венди и Питер отправились на специальный стереокарнавал на другом конце города и сообщили домой по видеофону, что вернуться поздно, не надо их ждать. Озабоченный Джордж Хедли смотрел, как стол-автомат исторгает из своих механических недр горячие блюда.
— Мы забыли кетчуп, — сказал он.
— Простите, — произнес тонкий голосок изнутри стола и появился кетчуп.
«Детская... — подумал Джордж Хедли. — Что ж, детям и впрямь невредно некоторое время пожить без нее. Во всем нужна мера. А они, это совершенно ясно, слишком уж увлекаются Африкой». Это солнц е... Он до сих пор чувствовал на шее его лучи — словно прикосновение горячей лапы. А эти львы. И запах крови. удивительно, как точно детская улавливает телепатическую эманацию психики детей и воплощает любое их пожелание. Стоит им подумать о львах — пожалуйста, вот они. Представят себе зебр — вот зебры. И солнце. И жирафы. И смерть.
Вот именно. Он механически жевал пищу, которую ему приготовил стол. Мысли о смерти. Венди и Питер слишком молоды для таких мыслей. А впрочем, разве дело в возрасте. Задолго то того, как ты понял, что такое смерть, ты уже желаешь смерти кому-нибудь. В два года ты стреляешь в людей из пугача...
Но это... Жаркий безбрежный африканский вельд... ужасная смерть в когтях льва. Снова и снова смерть.
— Ты куда?
Он не ответил ей. Поглощенный своими мыслями, он шел, провожаемый волной света, к детской. Он приложил ухо к двери. Оттуда донесся львиный рык.
Он отпер дверь и распахнул ее. В тот же миг его слуха коснулся далекий крик. Снова рычанье львов... Тишина.
Он вошел в Африку. Сколько раз за последний год он, открыв дверь, встречал Алису в Стране Чудес или Фальшивую Черепаху, или Алладина с его волшебной лампой, или Джека-Тыквенную-Голову из Страны Оз, или доктора Дулитла, или корову, которая прыгала через луну, очень похожую на настоящую, — всех этих чудесных обитателей воображаемого мира. Сколько раз видел он летящего в небе пегаса, или розовые фонтаны фейерверка, или слышал ангельское пение. А теперь перед ним — желтая, раскаленная Африка, огромная печь, которая пышет убийством. Может быть Лидия права. Может, надо и впрямь на время расстаться с фантазией, которая стала чересчур реальной для десятилетних детей. Разумеется, очень полезно упражнять воображение человека. Но если пылкая детская фантазия увлекается каким-то одним мотивом?.. Кажется, весь последний месяц он слышал львиный рык. Чувствовал даже у себя в кабинете резкий запах хищников, да по занятости не обращал внимания...
Джордж Хедли стоял один в степях. Африки Львы, оторвавшись от своей трапезы, смотрели на пего. Полная иллюзия настоящих зверей — если бы не открытая дверь, через которую он видел в дальнем конце темного коридора, будто портрет в рамке, рассеянно ужинавшую жену.
— Уходите, — сказал он львам.
Они не послушались.
Он отлично знал устройство комнаты. Достаточно послать мысленный приказ, и он будет исполнен.
— Пусть появится Аладдин с его лампой, — рявкнул он. По-прежнему вельд, и все те же львы...
— Ну, комната, действуй! Мне нужен Аладдин.
Никакого впечатления. Львы что-то грызли, тряся косматыми гривами.
— Аладдин!
Он вернулся в столовую.
— Проклятая комната, — сказал он, — поломалась, не слушается.
— Или...
— Или что?
— Или НЕ МОЖЕТ послушаться, — ответила Лидия. — Потому что дети уже столько дней думают про Африку, львов и убийства, что комната застряла на одной комбинации.
— Возможно.
— Или же Питер заставил ее застрять.
— ЗАСТАВИЛ?
— Открыл механизм и что-нибудь подстроил.
— Питер не разбирается в механизме.
— Для десятилетнего парня он совсем не глуп. Коэффициент его интеллекта...
— И все-таки...
— Хелло, мам! Хелло, пап!
Супруги Хедли обернулись. Венди и Питер вошли в прихожую: щеки — мятный леденец, глаза — ярко-голубые шарики, от джемперов так и веет озоном, в котором они купались, летя на вертолете.
— Вы как раз успели к ужину, — сказали родители вместе.
— Мы наелись земляничного мороженого и сосисок, — ответили дети, отмахиваясь руками. — Но мы посидим с вами за столом.
— Вот-вот, подойдите-ка сюда, расскажите про детскую, — позвал их Джордж Хедли.
Брат и сестра удивленно посмотрели на него, потом друг на друга.
— Детскую?
— Про Африку и все прочее, — продолжал отец с наигранным добродушием.
— Не понимаю, — сказал Питер.
— Ваша мать и я только что совершили путешествие по Африке: Том Свифт и его Электрический Лев, — усмехнулся Джордж Хедли.
— Никакой Африки в детской нет, — невинным голосом возразил Питер.
— Брось, Питер, мы-то знаем.
— Я не помню никакой Африки. — Питер повернулся к Венди. — А ты?
— Нет.
— А ну, сбегай, проверь и скажи нам.
Она повиновалась брату.
— Венди, вернись! — позвал Джордж Хедли, но она уже ушла. Свет провожал ее, словно рой светлячков. Он слишком поздно сообразил, что забыл запереть детскую.
— Венди посмотрит и расскажет нам, — сказал Питер.
— Что мне рассказывать, когда я сам видел.
— Я уверен, отец, ты ошибся.
— Я не ошибся, пойдем-ка.
Но Венди уже вернулась.
— Никакой Африки нет, — доложила она, запыхавшись.
— Сейчас проверим, — ответил Джордж Хедли.
Они вместе пошли по коридору и отворили дверь в детскую.
Чудесный зеленый лес, чудесная река, пурпурная гора, ласкающее слух пение, а в листве — очаровательная таинственная Рима, на длинных распущенных волосах которой, словно ожившие цветы, трепетали многоцветные бабочки. Ни африканского вельда, ни львов. Только Рима, поющая так восхитительно, что невольно на глазах выступают слезы.
Джордж Хедли внимательно осмотрел новую картину.
— Ступайте спать, — велел он детям.
Они открыли рты.
— Вы слышали?
Они отправились в пневматический отсек и взлетели, словно сухие листья, вверх по шахте в свои спальни.
Джордж Хедли пересек звенящую птичьими голосами полянку и что-то подобрал в углу, поблизости от того места, где стояли львы. Потом медленно возвратился к жене.
— Что это у тебя в руке?
— Мой старый бумажник, — ответил он и протянул его ей.
От бумажника пахло жухлой травой и львами. На нем были капли слюны, и следы зубов, и с обеих сторон пятна крови.
Он затворил дверь детской и надежно ее запер.
В полночь Джордж все еще не спал, и он знал, что жена тоже не спит.
— Так ты думаешь, Венди ее переключила? — спросила она наконец в темноте.
— Конечно.
— Превратила вельд в лес и на место львов вызвала Риму?
— Да.
— Но зачем?
— Не знаю. Но пока я не выясню, комната будет заперта.
— Как туда попал твой бумажник?
— Не знаю, — ответил он, — ничего не знаю, только одно: я уже жалею, что мы купили детям эту комнату. И без того они нервные, а тут еще такая комната...
— Ее назначение в том и состоит, чтобы помочь им избавиться от своих неврозов.
— Ой, так ли это... — он посмотрел на потолок.
— Мы давали детям все, что они просили. А в награду что получаем — непослушание, секреты от родителей...
— Кто это сказал: «Дети — ковер, иногда на них надо наступать»... Мы ни разу не поднимали на них руку. Скажем честно — они стали несносны. Уходят и приходят, когда им вздумается, с нами обращаются так, словно мы — их отпрыски. Мы их портим, они нас.
— Они переменились с тех самых пор — помнишь, месяца два-три назад, — когда ты запретил им лететь на ракете в Нью-Йорк.
— Я им объяснил, что они еще малы для такого путешествия.
— Объяснил, а я вижу, как они с того дня стали хуже к нам относиться.
— Я вот что сделаю: завтра приглашу Девида Макклина и попрошу взглянуть на эту Африку.
— Но ведь Африки нет, теперь там сказочная страна и Рима.
— Сдается мне, к тому времени снова будет Африка.
Мгновением позже он услышал крики.
Один... другой... Двое кричали внизу. Затем — рычание львов.
— Венди и Питер не спят, — сказала ему жена.
Он слушал с колотящимся сердцем.
— Да, — отозвался он. — Они проникли в детскую комнату.
— Эти крики... они мне что-то напоминают.
— В самом деле?
— Да, мне страшно.
И как ни трудились кровати, они еще целый час не могли укачать супругов Хедли. В ночном воздухе пахло кошками.

— Отец, — сказал Питер.
— Да?
Питер разглядывал носки своих ботинок. Он давно избегал смотреть на отца, да и на мать тоже.
— Ты что же, навсегда запер детскую?
— Это зависит...
— От чего? — резко спросил Питер.
— От тебя и твоей сестры. Если вы не будете чересчур увлекаться этой Африкой, станете ее чередовать... скажем, со Швецией, или Данией, или Китаем.
— Я думал, мы можем играть во что хотим.
— Безусловно, в пределах разумного.
— А чем плоха Африка, отец?
— Так ты все-таки признаешь, что вызывал Африку!
— Я не хочу, чтобы запирали детскую, — холодно произнес Питер. — Никогда.
— Так позволь сообщить тебе, что мы вообще собираемся на месяц оставить этот дом. Попробуем жить по золотому принципу: «Каждый делает все сам».
— Ужасно! Значит, я должен сам шнуровать ботинки, без автоматического шнуровальщика? Сам чистить зубы, причесываться, мыться?
— Тебе не кажется, что это будет даже приятно для разнообразия?
— Это будет отвратительно. Мне было совсем не приятно, когда ты убрал автоматического художника.
— Мне хотелось, чтобы ты научился рисовать, сынок.
— Зачем? Достаточно смотреть, слушать и обонять! Других стоящих занятий нет.
— Хорошо, ступай, играй в Африке.
— Так вы решили скоро выключить наш дом?
— Мы об этом подумывали.
— Советую тебе подумать еще раз, отец.
—  — Но-но, сынок, без угроз!
— Отлично. — И Питер отправился в детскую.

— Я не опоздал? — спросил Девид Макклин.
— Завтрак? — предложил Джордж Хедли.
— Спасибо, я уже. Ну, так в чем дело?
— Девид, ты разбираешься в психике?
— Как будто.
— Так вот, проверь, пожалуйста, нашу детскую. Год назад ты в нее заходил — тогда заметил что-нибудь особенное?
— Вроде нет. Обычные проявления агрессии, тут и там налет паранойи, присущей детям, которые считают, что родители их постоянно преследуют. Но ничего, абсолютно ничего серьезного.
Они вышли в коридор.
— Я запер детскую, — объяснил отец семейства, — а ночью дети все равно проникли в нее. Я не стал вмешиваться, чтобы ты мог посмотреть на их затеи.
Из детской доносились ужасные крики.
— Вот-вот, — сказал Джордж Хедли. — Интересно, что ты скажешь?
Они вошли без стука.
Крики смолкли, львы что-то пожирали.
— Ну-ка. дети, ступайте в сад, — распорядился Джордж Хедли — Нет-нет, не меняйте ничего, оставьте стены, как есть. Марш!
Оставшись вдвоем, мужчины внимательно посмотрели на львов, которые сгрудились поодаль, жадно уничтожая свою добычу.
— Хотел бы я знать, что это, — сказал Джордж Хедли. — Иногда мне кажется, что я вижу... Как думаешь, если принести сильный бинокль...
Девид Макклин сухо усмехнулся.
— Вряд ли...
Он повернулся, разглядывая одну за другой все четыре стены.
— Давно это продолжается?
— Чуть больше месяца.
— Да, ощущение неприятное.
— Мне нужны факты, а не чувства.
— Дружище Джордж, найди мне психиатра, который наблюдал бы хоть один факт. Он слышит то, что ему сообщают об ощущениях, то есть нечто весьма неопределенное. Итак, я повторяю: это производит гнетущее впечатление. Положись на мой инстинкт и мое предчувствие. Я всегда чувствую, когда назревает беда. Тут кроется что-то очень скверное. Советую вам совсем выключить эту проклятую комнату и минимум год ежедневно приводить ко мне ваших детей на процедуры.
— Неужели до этого дошло?
— Боюсь, да. Первоначально эти детские были задуманы, в частности, для того, чтобы мы, врачи, без обследования могли по картинам на стенах изучать психологию ребенка и исправлять ее. Но в данном случае детская, вместо того чтобы избавлять от разрушительных наклонностей, поощряет их!
— Ты это и раньше чувствовал?
— Я чувствовал только, что вы больше других балуете своих детей. А теперь закрутили гайку. Что произошло?
— Я не пустил их в Нью-Йорк.
— Еще?
— Убрал из дома несколько автоматов, а месяц назад пригрозил запереть детскую, если они не будут делать уроков. И действительно запер на несколько дней, чтобы знали, что я не шучу.
— Ага!
— Тебе это что-нибудь говорит?
— Все. На место рождественского деда пришел бука. Дети предпочитают рождественского деда. Ребенок не может жить без привязанностей. Вы с женой позволили этой комнате, этому дому занять ваше место в их сердцах. Детская комната стала для них матерью и отцом, оказалась в их жизни куда важнее подлинных родителей. Теперь вы хотите ее запереть. Не удивительно, что здесь появилась ненависть. Вот — даже небо излучает ее. И солнце. Джордж, вам надо переменить образ жизни. Как и для многих других — слишком многих, — для вас главным стал комфорт. Да если завтра на кухне что-нибудь поломается, вы же с голоду помрете. Не сумеете сами яйца разбить! И все-таки советую выключить все. Начните новую жизнь. На это понадобится время. Ничего, за год мы из дурных детей сделаем хороших, вот увидишь.
— А не будет ли это слишком резким шоком для ребят — вдруг запереть навсегда детскую?
— Я не хочу, чтобы зашло еще дальше, понимаешь?
Львы кончили свой кровавый пир.
Львы стояли на опушке, глядя на обоих мужчин.
— Теперь я чувствую себя преследуемым, — произнес Макклин. — Уйдем. Никогда не любил эти проклятые комнаты. Они мне действуют на нервы.
— А львы — совсем как настоящие, верно? — сказал Джордж Хедли. — Ты не допускаешь возможности...
— Что?!
— ...что они могут стать настоящими?
— По-моему, нет.
— Какой-нибудь порок в конструкции, переключение в схеме или еще что-нибудь?
— Нет.
Они пошли к двери.
— Мне кажется, комнате не захочется, чтобы ее выключали, — сказал Джордж Хедли.
— Никому не хочется умирать, даже комнате.
— Интересно: она ненавидит меня за мое решение?
— Здесь все пропитано паранойей, — ответил Девид Макклин. — До осязаемости. Эй! — Он нагнулся и поднял окровавленный шарф. — Твой?
— Нет. — Лицо Джорджа окаменело. — Это Лидии.
Они вместе пошли к распределительному щитку и повернули выключатель, убивающий детскую комнату.
Дети были в истерике. Они кричали, прыгали, швыряли вещи. Они вопили, рыдали, бранились, метались по комнатам.
— Вы не смеете так поступать с детской комнатой, не смеете!
— Угомонитесь, дети.
Они в слезах бросились на диван.
— Джордж, — сказала Лидия Хедли, — включи детскую на несколько минут. Нельзя так вдруг.
— Нет.
— Это слишком жестоко.
— Лидия, комната выключена и останется выключенной. И вообще, пора кончать с этим проклятым домом. Чем больше я смотрю на все это безобразие, тем мне противнее. И так мы чересчур долго созерцали свой механический электронный пуп. Видит бог, нам необходимо сменить обстановку!
И он стал ходить из комнаты в комнату, выключая говорящие часы, плиты, отопление, чистильщиков обуви, механические губки, мочалки, полотенца, массажистов и все прочие автоматы, которые попадались под руку.
Казалось, дом полон мертвецов. Будто они очутились на кладбище механизмов. Тишина. Смолкло жужжание скрытой энергии машин, готовых вступить в действие при первом же нажиме на кнопки.
— Не позволяй им это делать! — завопил Питер, подняв лицо к потолку, словно обращаясь к дому, к детской комнате — Не позволяй отцу убивать все. — Он повернулся к отцу. — До чего же я тебя ненавижу!
— Оскорблениями ты ничего не достигнешь.
— Хоть бы ты умер!
— Мы долго были мертвыми. Теперь начнем жить по-настоящему. Мы привыкли быть предметом забот всевозможных автоматов — отныне мы будем жить.
Венди по-прежнему плакала. Питер опять присоединился к ней.
— Ну, еще немножечко, на минуточку, только на минуточку! — кричали они.
— Джордж, — сказала ему жена, — это им не повредит.
— Ладно, ладно, пусть только замолчат. На одну минуту, учтите, потом выключу совсем.
— Папочка, папочка, папочка! — запели дети, улыбаясь сквозь слезы.
— А потом — каникулы. Через полчаса вернется Девид Макклин, он поможет нам собраться и проводит на аэродром. Я пошел одеваться. Включи детскую на одну минуту, Лидия, слышишь — не больше одной минуты.
Дети вместе с матерью, весело болтая, поспешили в детскую, а Джордж, взлетев наверх по воздушной шахте, стал одеваться. Через минуту появилась Лидия.
— Я буду рада, когда мы покинем этот дом, — вздохнула она.
— Ты оставила их в детской?
— Мне тоже надо одеться. О, эта ужасная Африка. И что они в ней видят?
— Ничего, через пять минут мы будем на пути в Айову. Господи, какая сила загнала нас в этот домр.. Что нас побудило купить этот кошмар!
— Гордыня, деньги, глупость.
— Пожалуй, лучше спуститься, пока ребята опять не увлеклись своим чертовым зверинцем.
В этот самый миг они услышали голоса обоих детей.
— Папа, мама, скорей, сюда, скорей!
Они спустились по шахте вниз и ринулись бегом по коридору. Детей нигде не было видно.
— Венди! Питер!
Они ворвались в детскую. В пустынном вельде — никого, ни души, если не считать львов, глядящих на и их.
— Питер! Венди!
Дверь захлопнулась.
Джордж и Лидия Хедли метнулись к выходу.
— Откройте дверь! — закричал Джордж Хедли, дергая ручку. — Зачем вы ее заперли? Питер! — Он заколотил в дверь кулаками. — Открой!
За дверью послышался голос Питера:
— Не позволяй им выключать детскую комнату и весь дом.
Мистер и миссис Джордж Хедли стучали в дверь.
— Что за глупые шутки, дети! Нам пора ехать. Сейчас придет мистер Макклин и...
И тут они услышали...
Львы с трех сторон в желтой траве вельда, шуршание сухих стеблей под их лапами, рокот в их глотках.
Львы.
Мистер Хедли посмотрел на жену, потом они вместе повернулись лицом к хищникам, которые медленно, припадая к земле, подбирались к ним.
Мистер и миссис Хедли закричали.
И вдруг они поняли, почему крики, которые они слышали раньше, казались им такими знакомыми.
— Вот и я, — сказал Девид Макклин, стоя на пороге детской комнаты. — О, привет!
Он удивленно воззрился на двоих детей, которые сидели на поляне, уписывая ленч. Позади них был водоем и желтый вельд; над головами — жаркое солнце. У него выступил пот на лбу.
— А где отец и мать?
Дети обернулись к нему с улыбкой.
— Они сейчас придут.
— Хорошо, уже пора ехать.
Мистер Макклин приметил вдали львов — они из-за чего-то дрались между собой, потом успокоились и легли с добычей в тени деревьев.
Заслонив глаза от солнца ладонью, он присмотрелся внимательнее.
Львы кончили есть и один за другим пошли на водопой.
Какая-то тень скользнула по разгоряченному лицу мистера Макклина. Много теней. С ослепительного неба спускались стервятники.
— Чашечку чаю? — прозвучал в тишине голос Венди.

аха.. если зацепило почитай у этого же автора рассказы..я ща вот этим занимаюсь и аж жутко как-то..
бррр

Письма детей к Богу.

Рижский писатель и кинодраматург Михаил Дымов предложил учащимся русскоязычных рижских школ в возрасте от 6 до 10 лет написать Всевышнему, задать ему самые насущные вопросы, попросить о самом главном.

Кто дует ветер?
Алик, 1 кл.

Куда уходит время? В седину?
Юля, 3 кл.

Что Ты делаешь, когда идет дождь?
Люба, 3 кл.

Почему весной, когда вечером Ты включаешь на небе звезды и дуешь на Землю теплый ветер и вокруг тихо-тихо, мне иногда хочется плакать?
Наташа, 2 кл.

У католиков один Бог, у масульман - другой, у иудеев - третий, у лютерян - четвертый, у православных - пятый. Да сколько же вас там?
Игорь, 4 кл

Почему мир без нежности?
Лена, 1 кл.

Боженька, а душу Ты мне вложил мою или чью-то?
Стасик, 2 кл.

Зачем мир круглый?
Олег, 2 кл.

Как умирает день? По старости?
Лева 3 кл.

А я есть на самом деле?
Люба, 3 кл.

Боженька, что у меня было позади?
Алик, 1кл.

Когда началась на Земле любовь?
Катя, 4 кл.

Как мне жить, чтоб все на свете были счастливы?
Лиза, 2 кл.

А что если люди Тебя не любят, а боятся?
Руслан, 2 кл.

Куда уходят тени?
Тоня, 3 кл.

Господи, когда моя мама будет нормально есть и станет здорова? И когда
мамина мама не будет проклинать папиного папу, а папина мама перестанет желать нам смерти?
Коля, 4 кл.

Для чего нужна жизнь, а если она нужна, зачем люди умирают?
Костя, 2 кл.

Ну и почем фунт лиха?
Саша, 2 кл

Это Ты послал дождь, чтоб он напоил жару?
Рая, 4 кл.

Почему звери раньше говорили, а сейчас не умеют? Ну, вспомни, даже Змей беседовал с Евой.
Ева, 3 кл.

Зачем Ты сделал человека главным на Земле?
Олег, 4 кл.

А мы не игрушки Твои?
Саша, 2 кл.

Отец Всевышний, почему Ты ко многим людям, как отчим?
Витя, 2 кл.

Почему многие люди такие несолнечные?
Арина, 3 кл.

А нельзя не рождаться?
Света, 2 кл.

Почему, когда любишь, всё нравится, даже яичница?
Степа, 2 кл.

Сколько верующих среди верующих?
Зоя, 4 кл.

Почему Ты сотворил мир таким, что когда мама порвет колготки, она плачет?
Вита, 2 кл.

Когда меня не будет, я себя буду видеть?
Толик, 2 кл.

Где спят сны?
Алик, 2 кл.

Как стать воспоминанием?
Миша, 4 кл.

Я бы попросил у Тебя ласки.
Нормунд, 2 кл.

Сделай так, Господи, чтоб во всех подвалах и контейнерах бомжи были аккуратными.
Элеонора, 4 кл.

Дорогой Бог, прошу Тебя, сделай так, чтоб, начиная от бабушки и кончая слонами, все были счастливы, сыты и обуты.
Тоня, 2 кл.

Я долго думала, что попросить у Тебя. Может, собаку? Потом решила, зачем Тебя беспокоить по пустякам. Надо попросить что-то очень важное. Так вот, хочу, чтоб мама приходила с работы всегда веселая и добрая.
Катя, 4кл.

Хочу, чтоб в молодости я жила хорошо и счастливо, а в старости можно только счастливо.
Вера, 3 кл.

Чтобы я хотел попросить у Тебя? Да Ты сам все знаешь.
Алик, 4 кл.

Изуми меня, Господи.
Артур, 3 кл.

Говорят, что человек возвращается на землю в виде кого-то. Сделай, пожалуйста, так, чтоб я вернулся на землю в виде моей собаки, а она в виде меня, и мы опять будем вместе.
Алеша, 4 кл.

Не хмурьтесь на людей.
Юра, 3 кл.

Пишет Тебе Антон. Если можно, сотвори, чтоб мои любимые игрушки ожили.
Антон, 2 кл.

Верни моих родителей в детство, я бы с мамой дружил, а отчима отметелил.
Гоша, 4 кл.

Пусть все, на кого я посмотрю, улыбаются.
Тима, 2 кл.

Я очень хочу, чтобы дети из приютов нашли себе новых, уютных родителей.
Даша, 4 кл.

Открой нам нас.
Вова, 4 кл.

Раздай всем людям доброту.
Катя, 2 кл.

Боженька, сотвори так, чтобы на небе высветились лица бабушки и дедушки и они улыбнулись мне.
Кира, 4 кл.

Подари мне жизнь.
Стасик, 1 кл.

Пусть все люди будут счастливы, тогда они не злые.
Вася, 4 кл.

Давай договоримся, Господи, я верю в Тебя, Ты - в меня.
Ляля, 2 кл.

Если Ты найдешь мою варежку, прошу вернуть. Только честно.
Аня, 3 кл.

Мой папа работает моряком, пусть волны будут добрыми к нему.
Катя, 3 кл.

Я бы хотела, чтоб у всех живых существ, у природы и даже у меня был хороший характер.
Аня, 1 кл.

Научи моих врагов прощать своих врагов.
Гера, 4 кл.

Спасай людей не от грехов, а от одиночества.
Сергей, 3 кл.

Я написал стихи. Они стыдные. Я их никому не показывал, но Тебе, Боженька, я покажу. Вот они.
Взрослые плачут слезами.
Взрослые плачут глазами.
Маленькие плачут сердцем,
Маленькие плачут жизнью.
Но если взрослый плачет, как маленький,
Значит, он и правда плачет.
Марик, 4 кл.

Был на кладбище, и меня потряс один памятник. Черный большой камень, на нем высечено одно слово: <Мама>. И все.
Ваня, 4 кл.

Некоторые люди, знаешь, живут на Земле и солнце топчут.
Аня, 2 кл.

Меня все время мучает один вопрос: на небе все звезды пятиконечные?
Надя, 2 кл.

Лето я провожу на даче. А рядом с нами в соседнем доме живет поэт. Все его считают чудаком, пьяницей, сумасшедшим. А все потому, что, когда он вечером выпьет, выходит во двор и, глядя на луну, кричит: <Эй, потушите там свет!>
Марик, 4 кл.

С Тобой я бы пошел в разведку.
Гарик, 1 кл.

На родительском собрании учительница говорила про меня так много хорошего, будто я умер.
Олаф, 3 кл.

Вчера в школе объявили, что Ты есть. Здравствуй.
Леня, 3 кл.

Причем тут ребро, когда делают человека. Не надо ля-ля, Господи.
Эдик, 3 кл

Знаешь, хоть мне кажется, что души у меня нет, но иногда она все-таки побаливает.
Роман, 2 кл.

Ты создал человека, Господи, а он создал Тебя. И еще неизвестно, у кого это получилось лучше.
Борис, 4 кл.

Самая тяжёлая болезнь на Земле, Господи, любовь. Но все человеки почему-то хотят заразиться этой болезнью.
Люба, 2 кл.

Вчера узнал про Тебя классную примету: если вы богаты - это от Бога, если бедны - это к Богу.
Зорик, 4 кл.

Мне очень нравится, когда небо все больше и больше облокачивается.
Рива, 3 кл.

Если бы Ты первым сделал женщину, Тебе бы не пришлось возиться с ребрами.
Вова, 4 кл.

Почитаешь, Господи, на кладбище надписи на памятниках, и задумаешься, а где же похоронены плохие люди.
Олег, 4 кл.

Всего Тебе в жизни наилучшего.
Степа, 1 кл.

А я ведь каждую секундочку умираю.
Паша, 1 кл.

Чем больше живешь, тем загробнее.
Радик, 1 кл.

Почему Ты бываешь такой неопределенный: один день холодно, другой - жарко, а еще Ты бываешь такой ветреный.
Соня, 2 кл.

Цветы у Тебя получились лучше, чем человек.
Галя, 4 кл.

Не бойся, Господи, я с Тобой!
Андрей, 1 кл.

Знаешь, а у некоторых людей на сердце ставни.
Ольга, 3 кл.

Сделай меня ветром, чтоб я путешествовал по верхушкам деревьев.
Славик, 3 кл.

У детей должен быть свой Бог. Славный, добрый Богинёнок.
Саша, 3 кл.

Самое большое чудо, которое Ты творишь для людей, это то, что Ты ничего не делаешь для них.
Сема, 4 кл.

Я Тебя уважаю за веру в человека.
Игорь, 3 кл.

Старики - это усталые дети.
Андрон, 4 кл.

Каждое утро я хороню вчерашний день. Ведь он ушел от меня навсегда.
Аркадий, 3 кл.

Я горжусь, что у меня есть Ты.
Катя, 2 кл.

Зачем Ты допускаешь разводы - это не по-божески.
Галя, 3 кл.

Мы Тебя понимаем светлее, чем взрослые.
Гарик, 2 кл.

Я еще маленькая, учусь в третьем классе, грехов пока нет, но собираются.
Ева, 3 кл.

Как тяжело деревьям жить в городе.
Вита, 4 кл.

Когда сказку читают - она правда.
Нина, 2 кл.

Меня растрогало.

"Тяжесть"
Тяжело писать, когда нет души.
Тяжело дышать когда тебя душат,
Тяжело искать, если всё миражи.
Тяжело учить, раз никто не учит.
Тяжело любить, если сердца нет
Тяжело смотреть, если пыль в глазах.
тяжело уснуть, раз уже рассвет.
Тяжело мечтать - ты уже в мечтах.
И зачем идти, раз никто не ждёт?
Не собрать тебя, раз уже разбит.
И не стоит петь, голос подведёт.
Не возможно жить, когда ты убит.

Умри.
Убейтесь об стену, все тупые люди.
Для вас здесь места нет, не было, не будет!
А я буду стоять, загибаясь от смеха,
Наблюдая как жизнь бьёт человека.
Пинает ногами, руками колотит.
Так очередной день у жизни проходит.
Но скоро и мой смех сорвётся на хрип.
Я тоже буду жизнью избит.

Завяла роза в парке, и некому убрать.
И бедной розе жарко на солнце увядать.
Но некому заметить бедняжку в том углу,
И хочется отметить, что так же я умру.

Она не знает, кого любит.
Она всегда себя лишь губит.
Она придумывает мир,
Который прорван весь до дыр.
И врёт себе и врёт другим
Считая, что ей мир любим.
For С.И.

Попытка извиниться.

Ты проходишь рядом,
Глаз не поднимаешь.
Провожаю взглядом.
Ты нужна мне, знаешь?
Всё лишь в ссоре дело,
И в непониманье.
Что же дальше делать?
Прекращать страданье!
Нужно идти дальше,
И забыть обиду.
То, что было раньше,
Где всё то, что было?
Многое случилось,
Много поменялось,
Много появилось,
Но много потерялось!
For Chrono.

Вот, думаю хватит с вас.)

Интересные рассказы

ух, я жду продолжения!

Глава 3
Осознание правды

Сны. Какие же они чарующие, завораживающие, прекрасные. Как же я любил их в детстве. Любил, пока не осознал одну истину...

Мне всегда снятся сны. Каждый раз, когда я закрываю глаза и проваливаюсь в царство, где не властны никакие законы физики и здравого смысла-я вижу сны. Они всегда разные и не похожие друг на друга. Но один из них повторяется с завидной постоянностью, практически в одно и то же время. Там я всегда становлюсь волком...

Эта запись из моего дневника, который я вел, когда мне было 12 лет. Не за долго до того, как.. В общем обо всем по порядку.

Темный, тихий, ночной лес. Все вокруг меня заполнено всевозможными звуками, запахами. Вон там, справа, сидит маленький лосенок и весь трясется от страха. Ну конечно-как можно не испугаться двухметрового волчару, бегущего по лесу. Я не могу найти Алекса. Обычно он всегда встречает меня у кромки леса. Полная луна, всегда освещающая мне дорогу, скрылась за облаками. Опять придется полагаться только на свое обоняние и слух. Где-то вдалеке запели птицы, которые радовались предстоящему рассвету. Нос щекотали приятные запахи: хвои, мокрой травы, влажной земли, лесных животных, ночных цветов-невероятно приятный коктель.
-Но где же Алекс? Может с ним случилось чего? Нет, он просто охотится и забыл, что я должен придти сегодня. В нос ударил странный, неприятный запах, который я не чувствовал никогда раньше. Но он явно был похож на волчий. Некое смешение запахов человека и животного, режущее нос
-Черт. Что за фигня? Чужаки? -Я тихонько побежал по следу, и притаился в кустах, чтобы рассмотреть его обладателя.
На поляне, освященной вышедшей из-за облаков луны стояли двое. Парень и девушка.
-Я сказала тебе, что я не буду делать аборт!-почти орала девушка
-Эйприл, пойми! Оно будет таким же уродом, как и я! Зачем портить жизнь маленькому человеку? -успокаивал ее парень, гораздо тише. Он гладил Эйприл по лицу, волосам
-А по твоему лучше не дать ему даже шанса на жизнь? Это гуманно? Я не вижу ничего плохого в твоей второй сущности! Не будь придурком! Ты итак натворил делов!
-Эйприл пойми...
-Я даже не хочу тебя слушать! Убирайся! Если ты не хочешь этого ребенка-я выращу его сама! Но убить ты его сможешь только вместе со мной!
-Ах так? будь по твоему! -по телу молодого человека пошла дрожь, которая становилась все сильнее с каждой секундой. Мгновение, звук разорванной одежды, хруст костей, на поляне стоял огромный черный волк, немного больше меня самого. Я замер от страха и сильнее открыл глаза.
-Гомер нет, успокойся! Возьми себя в руки! -на что волк лишь глухо прорычал. -Ты чего? Я же беременна! Успокойся. -девушка начала отступать в тень вековых деревьев, а зверь медленно, почти не слышно, шел за ней, глухо рыча.
-Гомер! -в ее голосе слышалась мольба. А я, черт возьми, стоял в 5 метрах от них и просто смотрел на происходящее, трясясь от страха. Все случилось очень быстро. Лес наполнил пронзительный крик девушки и затих. Она лежала окровавленная на мягкой, мокрой траве. Из ее живота текла кровь. Подобие волка посмотрела прямо в то место, где скрывался я. Его взгляд был полон немой ярости и боли. Он рыкнул и шагнул в мою сторону. С шерсти на его морде текла ярко красная кровь. Я взвизгнул и побежал в противоположенную сторону. Только бы успеть добраться до пещеры под водопадом. Вода смоет мой запах и я спасусь. Мои мышцы работали в невероятном темпе. Я слышал тихий шелест травы у себя за спиной. Значит все же заметил... Пару минут я не думал ни о чем, кроме как о дороге. Но вдруг... Я споткнулся. Споткнулся,  перекувыркнулся и свалился в небольшую яму. Я начал быстро выкарапкиваться, понимая, что я теряю драгоценные секунды, небольшое преимущество. В кустах послышался знакомый до боли рык.
-Алекс. Нет, нет, беги, беги отсюда! -кричал я в своих мыслях. Из зарослей иволги вышел разозленный Алекс. Он встал в боевую стойку и рыкнув мне побежал на моего врага. Я все понял. Он отдает мне свой долг. Теперь он спасает меня. Не теряя ни секунды я побежал к тому месту, где я мог скрыться. Вот он, долгожданный водопад. Лес снова огласил крик боли. На этот раз моего лучшего друга-Алекса. Я забился в самый дальний угол маленькой пещерки и постарался не дышать.
-Ну проснись же, проснись уже наконец!-приказывал я себе. Я ждал, что вот-вот проснусь у себя в теплой кроватке, но.. прошел час, другой, третий. Я по-прежнему оставался волком, скрывающимся в пещерке под водопадом и трясся от страха. Но вот, необъяснимым образом, я начал превращаться в человека и уже через пару мгновений лежал на холодном камне темной пещеры. Бегом, бегом домой! Мне нужно проснуться! Я проплыл водопад и побежал прямо в ту сторону, где, как я думал, был мой дом. Колючки и маленькие веточки противно впивались мне в ноги, от чего мне стало больно даже идти. Знакомый запах...
-Алекс!-на траве лежал мой друг, который уже почти не дышал. Он не мог двигаться и весь истекал кровью. Двигались лишь его глаза.
-Алекс, нет, нет! Только не ты! так не должно быть! -мое лицо было мокрым. То ли от слез, то ли от воды. Я прижал к себе бедное животное понимая, что это конец и его уже не спасти.
-Алекс, зачем? Зачем? -Я плакал. Возможно впервые в жизни. На моих руках умирал мой лучший друг, брат... Протяжный стон боли слился с его. Лицо горело. Больно. В руку мне тыкнулась, словно поддерживая меня, Рейчал-волчица Алекса.
-Прости! Это все из-за меня! Все из-за меня! -Я обнял белую волчицу...
До дома я почти дополз. Сил не осталось. Как физических, так и моральных.  В голову закралась страшная мысль, что это вовсе не сон. Я зашел с парадного входа и взял лежащую на пороге газету. На первой полосе была Фотография уже знакомой мне девушки.

Эйприл Эпбер найдена разорванной диким зверем в лесу...

В эту ночь я потерял нечто большее, чем просто друга. В эту ночь я потерял частичку себя. В эту ночь я знал всю правду. В эту ночь я узнал, что я волк и то, что сны, оказываются иногда правдой...Эта ночь стала началом конца. Началом дороги к смерти...

Продолжение следует...

Elena Gilbert
выложу, но завтра-послезавтра хД Ты знаешь условия хД